Тифлопедагог Венера Денискина: “Я не против инклюзии, но насколько мы к ней готовы?”

Прослушать публикацию
Тифлокомментарий: женщина средних лет с темными волосами — Венера Денискина — сидит за белым столом, скрестив на нем руки с аккуратным маникюром. Она одета в серую блузку, на шее круглая подвеска, на руке часы, на глазах очки в тонкой оправе. Перед ней на столе лежат еще одни очки, лупа и листок бумаги. Справа от нее включена настольная лампа, там же стоит городской телефон и фотография. За ее спиной белые с орнаментом занавески и большой плакат. Фрагмент стены в помещении, где сидит Венера Денискина, отделан белым кирпичом.

Венера Закировна Денискина — тифлопедагог, доцент кафедры тифлопедагогики МПГУ и почетный работник общего образования России — больше 40 лет работала в Институте коррекционной педагогики Российской академии образования (до 1992 г. — НИИД АПН СССР). Венера Закировна с раннего детства видит мир так, будто смотрит в узкую трубочку, а слышит с помощью двух мощных цифровых слуховых аппаратов. Она начала терять слух почти 40 лет назад, вслед за ним лишилась обоняния, а недавно перестала чувствовать и вкус пищи, но ее вкусу к жизни может позавидовать любой оптимист. Венера Закировна начинала свое школьное обучение в массовой школе в Уфе, а продолжила в Куйбышевской специальной школе для слепых. По окончании школы она получила два высших образования и стала одним из ведущих тифлопедагогов России. Венера Закировна поделилась с редакцией «Особого взгляда» своим видением инклюзии в школьном образовании.

— Венера Закировна, что вы думаете об инклюзии в образовании?

— В целом я отношусь к инклюзии положительно. Включение детей с ментальными и физическими особенностями в общеобразовательный процесс очень важно и необходимо. Но если говорить об обучении слепых и слабовидящих детей, то в этом вопросе у меня твердая позиция. Многие (но не все!) слабовидящие школьники вполне могли бы учиться в так называемой массовой школе в России. Проблема обеспечения их необходимыми техническими средствами в настоящее время вполне решаема. Но педагоги пока не готовы обучать слабовидящих, потому что не обладают знаниями особенностей их зрительного восприятия, методик их обучения, а также особенностей их познавательной деятельности.

Если в классе есть слабовидящий ребенок, то должны учитываться его потребности и особенности, в первую очередь его зрительные возможности. А для этого учителям необходимо хорошо знать состояние зрительных функций каждого ученика, таких как острота зрения, поле зрения, состояние световой чувствительности (это поможет определить, нужно ли ребенку повышенное освещение или пониженное), а также характер зрения, состояние цветового зрения и т.д. Во-вторых, необходимо знать медицинские показания для занятий физической культурой. В-третьих — диагноз зрительного нарушения и его последствия. Также очень важна информация о том, где и как воспитывался ребенок до школы, как к нему относятся члены семьи, понимают ли его проблемы. Такого рода информация даст учителю представление о реабилитационном потенциале ребенка.

Безусловно, педагоги должны владеть методиками обучения слабовидящих детей, знать, какие оптические средства коррекции рекомендованы ребенку, и уметь их применять. Необходимы для детей с нарушениями зрения и учебники с укрупненным шрифтом, увеличивающие устройства и аудиоучебники. Следовательно, должны быть и подготовленные кадры, и доступные средства обучения. В принципе, в некоторых школах эта проблема решается, но не полностью.

Тифлокомментарий: пальцы ребенка лежат на раскрытой книге, написанной азбукой Брайля.

Что касается совместного обучения слепых детей с нормально видящими в массовой общеобразовательной школе (это и есть инклюзия в образовании), то я с уверенностью могу сказать, что качественного образования (а именно это гарантирует Закон об образовании!) слепые дети в таких школах сегодня не получают. Допускаю, что могут быть исключения, но мне такие случаи неизвестны.

Незрячий человек читает и пишет по системе Брайля. То есть в инклюзивном классе зрячих учеников нужно обучать письму и чтению с опорой на зрение, а незрячих — на осязание. Это отличие еще сильнее проявляется при обучении математике, физике, химии, где используются не только разные системы записи, но и разные средства обучения для учащихся без нарушения и с нарушением зрения.

На уроках технологии и физической культуры возникают свои трудности: многие преподаватели общеобразовательной школы не знают главного в методике — специфики обучения предметно-практическим действиям. Получается, что дети, которые не вписываются в общую программу из-за своих психофизических особенностей, либо присутствуют на уроках, но не включены в учебный процесс, либо вовсе освобождаются от изучения предметов, важных для не только для получения качественного образования, но и дальнейшей самостоятельной жизни. Значит, всем учителям-предметникам нужно владеть методикой обучения слепых детей.

Если же во время урока учитель будет объяснять слепому ребенку материал в доступной ему системе, то остальные учащиеся в это время лишаются внимания педагога. При этом, безусловно, есть дисциплины, которые можно эффективно изучать вместе: «Ознакомление с окружающим миром», «Литература», «История».

На фото: Марла Раньян, первая незрячая олимпийская спортсменка и преподаватель в американской школе Перкинса с одним из подопечных

Тифлокомментарий: на фоне книжных шкафов за столом сидят женщина и юноша. Женщина с прямыми белыми ниже плеч волосами в черной кофте. Она улыбается и поворачивает голову в сторону молодого человека в зеленой толстовке с лосем. Он тоже улыбается и приподнимает правую руку над столом. Перед ним стоят голубые весы со стаканчиками вместо чаш. Перед женщиной стоят неглубокие железные миски.

В западных школах пытаются решить эту проблему с помощью так называемого тьюторинга.

— Во-первых, если рядом с таким учеником будет тьютор, то получается, что на некоторых уроках он может помогать основному учителю, а на некоторых — мешать. Во-вторых, в России пока нигде не готовят тьюторов именно для незрячих детей. Конечно, коррекционные педагоги могли бы быть тьюторами, но пока это мало практикуется.

Получается, что в российских законах и приказах, касающихся инклюзии в образовании, не учтены какие-то важные принципы?

— Федеральный стандарт предполагает два компонента образования: академический (общеобразовательные предметы) и компонент жизненной компетенции. Согласно стандарту от 2016 года, незрячие дети без интеллектуальных нарушений могут учиться как в массовой школе, осваивая общеобразовательную программу, так и в специальной школе по адаптированной общеобразовательной программе. Варианты обучения, приведенные в документе, определяют сроки, содержание, соответствие и несоответствие академическому уровню образования. В Стандарте прописаны и жизненные компетенции, которыми дети овладевают прежде всего на занятиях по курсам коррекционной области (курсы, направленные на формирование и развитие у незрячих детей социально-бытовой и пространственной ориентировки, и др.). При этом не прописана система сетевого взаимодействия, то есть нет нормативного документа, разъясняющего, кто организует и оплачивает необходимые для слепого ребенка, обучающегося в условиях инклюзии, занятия, обеспечивающие ему формирование жизненных компетенций.

В специальной школе у слепых и слабовидящих детей есть коррекционная область: с ними занимаются развитием зрительного восприятия, осязания и мелкой моторики рук, а также адаптивной физкультурой, социально-бытовой ориентировкой, пространственной ориентировкой. То есть в специальной школе учат ориентироваться в помещении, транспорте, городе, прививают и развивают навыки личной гигиены и быта. Чтобы объяснить незрячему от рождения ребенку, как чистить зубы или варить макароны, нужно знать, как привить ему такой навык, который бы позволил ему делать то же, что и зрячие, качественно, эстетично, безопасно, но без зрительного контроля или под контролем дефектного зрения.

В общеобразовательной школе, как известно, нет тифлопедагогов, специализирующихся на образовании и реабилитации лиц с нарушением зрения, которые могли бы помочь им сформировать необходимые жизненные компетенции. Поэтому я призываю учителей, чтобы они убеждали родителей в том, чтобы способных незрячих детей они обучали в специальной школе. Только там дети с глубоким нарушением зрения смогут приобрести навыки независимого проживания в будущем.

Тифлокомментарий: Венера Денискина сидит за столом рядом с мальчиком лет шести. Перед ним Брайлевская книга, он водит по ней руками и читает вслух. Она внимательно слушает. На ней бирюзовая блузка с вышивкой на груди, такого же цвета крупный перстень на правой руке. На мальчике красно-белая футболка. Он слегка улыбается.

К сожалению, современные коррекционные школы стали работать хуже, чем советские. Тогда была более продуманная система повышения квалификации учителей школ для слепых и слабовидящих. В Союзе было 120 школ. На базе одной из них на каникулах проходили курсы повышения квалификации по какому-либо предмету. Теоретические темы читали приглашенные ведущие тифлопедагоги (они излагали научные взгляды на методики обучения, предоставляя при этом и результаты самых новых исследований, а практические занятия демонстрировали передовые учителя местной школы. Так учителя обменивались самыми передовыми достижениями в методике преподавания. По возвращении с курсов педагог делился полученными знаниями и опытом с коллегами на методическом объединении. Таким образом самая передовая информация по обучению слепых и слабовидящих становилась достоянием всех школ одновременно.

Сегодня же нет такой централизованной и разветвленной системы: учителя из регионов чаще всего проходят курсы на базе местных центров повышения квалификации, где нет ни научно-методической базы, ни сообщества коллег — и, соответственно, профессионального обмена.

Всем ли детям доступны коррекционные школы? Как быть тем, кто не может посещать такую школу?

— Есть дети, и таких все больше, которые по объективным обстоятельствам не могут учиться в интернатах. Например, им не позволяет физическое состояние. В Осетии есть мальчик Руслан. Умный хороший мальчик. Но у него девять диагнозов, включая такие, которые сильно ограничивают его мобильность. В его городе есть специальный класс в массовой школе, но возить туда Руслана каждый день мама не может по состоянию здоровья Руслана, а школьного автобуса (как это практикуется во многих специальных школах) нет. Поэтому мальчику приходится ходить в массовую школу рядом с домом. Сейчас он в 9-м классе. До 6-го класса занимался, как мог, без помощи специалиста. Сам устно осваивал предметы, в том числе и математику. До недавнего времени Руслан не мог читать по системе Брайля. Этому я научила его во время рождественских каникул — теперь он может самостоятельно читать книги и учебники. С 6-го класса с ним иногда занимается тифлопедагог. Но по-прежнему большую часть времени на уроках он без поддержки. Дома мама ему помогает, конечно, но у нее нет соответствующего образования. А если бы им обеспечили транспорт, чтобы ездить в специальный класс, то проблем у него было бы гораздо меньше.

Такие дети, которые не могут учиться в интернатах, должны иметь возможность ходить в обычную школу, но для этого нужно создать необходимые условия, в том числе принять соответствующие нормативные документы.

В Великом Новгороде тоже «практикуют инклюзию», но стараются перевести особенных учеников на индивидуальное обучение. А это изоляция, а не инклюзия. И в тоже время я признаю, что если ребенка нельзя отдать в интернат (или родители боятся, или же им сказали, что он достаточно развит, чтобы ходить в обычную школу), то для таких детей обязательно должно быть свое место в общем образовании.

В последнее время появилось много дистанционных школ для детей с ограниченными возможностями здоровья. Обучение проходит на дому: два раза в неделю приезжают педагоги из ближайших школ, а остальное время ученики проводят за компьютером. И это тоже изоляция.

Тифлокомментарий: на фото девушка в очках и белой ажурной блузке с длинными густыми черными волосами сидит за столом перед мальчиком, у которого закрыты глаза. На нем белая рубашка с короткими рукавами. Девушка кладет свои ладони на его пальцы. Чуть позади сидит еще один мальчик. Все они азиатской внешности, находятся в помещении с желтыми стенами в ярких детских наклейках.

Вы активный, общительный и открытый человек, абсолютно легко и свободно сходитесь и со зрячими людьми, и с незрячими. Что вам помогло стать тем, кем вы стали?

— Я была хорошо подготовлена к жизни. Почему? Я училась в спецшколе, но мы не отгораживались: общались со зрячими детьми из соседнего двора, играли, дружили (воспитатели нас в этом даже поощряли). У меня не было страха перед жизнью за стенами школы. По окончании школы у меня были очень хорошие знания: я могла поступить и на филфак, и на истфак, и на физмат. Но выбрала математику, потому что папа сказал, что нужно заниматься серьезным делом. Я умела вязать, танцевать, кататься на коньках, немного играла на музыкальных инструментах. Школьные концерты вела уже с пятого класса. Все это позволило мне легко находить общий язык с разными людьми, потому что разные навыки облегчают общение с разными людьми.

Был такой случай в 1965-м, на первом курсе. Мы готовились к празднику по случаю посвящения в студенты. Я тогда жила в общежитии с ребятами из сельской местности и малых городов Башкирии. Поначалу они меня приняли в штыки, потому что я не ездила с ними в колхоз «на картошку». Они не понимали, что при моей инвалидности по зрению и других хронических заболеваниях это было опасно не только для здоровья, но и для моей жизни. Но после официальной части на ожидаемом празднике планировались танцы. Я научила «общежитских» танцевать шейк и твист, и мы городским нос утерли. И главное, что с этого момента мой авторитет вырос, «общежитские» меня приняли, и все стало на свои места.

Начальное образование я получила в массовой школе, но, если бы родители не отдали меня в школу для детей с глубоким нарушением зрения, то многих моих навыков, которыми я так виртуозно владею, у меня бы просто не было. Корни моей смелости и свободы тянутся из специальной школы.